четверг, 3 октября 2013 г.

Московский арт-дневник

Материал был опубликован в журнале ДИ (Диалог искусств) №1 / 2014



Купеческий портрет
Государственный исторический музей, 16 декабря 2013 — 30 апреля 2014


Посещение выставки купеческих портретов в Историческом музее заставляет задуматься не столько о представленном материале, сколько о музейной политике, принятой на родных просторах. У нас не особенно в чести большие исследовательские проекты, давно уступившие место многозначительной демонстрации собственных сокровищ. Потому нынешнюю выставку не очень понятно, как воспринимать. Купеческие портреты — излюбленный материал для специалистов по наивному искусству (особенно ранние). Они же — уникальный архив социологии русского искусства (если принять во внимание феномены художников-крепостников вроде Григория Сороки), не говоря уже о многочисленных исторических свидетельствах жизни целого сословия, в укладе которой традиции старообрядчества сочетались с усиливавшимся влиянием европейских просвещенных мод. Все это явлено на выставке недомолвками и намеками. Предметы быта XVIII — XIX веков в экспозиции представлены, но не прокомментированы (да и подписаны не все). Многие портреты снабжены справками о тех, кто изображен, но сведения эти преимущественно «анкетного» характера (где жил, чем занимался, какие имел награды и пр.). На историю это явно не тянет, учитывая, что ключевых фигур (Мамонтовы, Боткины, Морозовы, Третьяковы, Солдатенковы) все равно нет. Остается лишь смотреть на сами работы (они и правда прекрасны), а историю после посещения Исторического музея все же изучать самостоятельно, попутно размышляя над тем, чем же эти вещи так приглянулись весьма чтившим их художникам авангарда (например, Наталье Гончаровой), а что из них заимствовали советские «семидесятники».


Lost and Found. Дипломная выставка студентов ИПСИ
Центр дизайна «Artplay», 20 декабря 2013 — 18 января

Экспозиция работ выпускников Института проблем современного искусства (ИПСИ) расположилась в одном из залов «Artplay», работы перемежались с витринами бутиков с дизайнерской плиткой, или элитной сантехникой, или рекламными стойками разных промо-акций, так что выявление объекта, принадлежащего именно данной выставке, требовало определенных усилий по абстрагированию ее содержания. Все это невероятно контрастировало с претенциозностью выставки, где каждая работа стремилась создать свой замкнутый философический микромир, приглашая зрителя к путешествию по страницам авторских концепций. Раздутые амбиции содержания лезли наружу через неровные трещины и щели непритязательного исполнения. И если живопись Кирилла Жилкина (повисшие в черном пространстве ножи, изображенные в эстетике компьютерной графики) или Павла Гришина (женское лицо в неоэкспрессионистском стиле) хоть и вставала в ряд сотен подобных вещей, экспонируемых повсеместно, но претендовала на внутреннюю многозначительность, то большинство остальных работ были просто поверхностны и подражательны (раздавленный кирпичами фотоаппарат Ирины Кравчиной под названием «Сэндвич Мединского» или корпус телевизора с «войнушкой» из пластиковых солдатиков Ольги Бутеноп). Вопрос здесь уместнее поставить не столько об амбициях художников, сколько о питательной (образовательной) среде вокруг них или дальнейших мутациях, которые они претерпят в ближайшем будущем. Или не претерпят.


Андрей Кузькин. Распил
Выставка-акция в галерее «Триумф», 16 декабря 2013

Андрей Кузькин — этакий умеренный панк. Он и внутри системы, но делает все по-своему, продвигается заметно вперед, а потом от всего отказывается почти без сожаления. Осенью этого года художник просидел в клетке в Галерее на Солянке, разрисовывая переплетающимися человечками стандартные куски фанеры, и после решил их мгновенно сбыть. Продавали живопись по метражу, минимальный размер — 30х30 см, любой выбранный фрагмент тут же отпиливали на специальном станке. А перед этим зрители приняли участие в определении цены за квадратный метр. Торговались, как на аукционе: максимальная предложенная цена становится фиксированным тарифом (торги остановились около 9 тысяч рублей). Назвавший максимальную цену имел право первым выбрать лакомый кусочек вожделенной фанеры. «Очень опасная акция», — усмехнулся Андрей Ерофеев перед началом торгов. Субверсивный жест Кузькина был действительно направлен скорее на зрителя, оживляя в нем хищнические инстинкты азарта и потребления. Сложно сохранять благоразумие, когда есть шанс стать лидером на час и вести игру (хотя бы в течение одного вечера) и сохранять спокойствие и такт, переходя от картины к картине в поисках фрагмента, подходящего для персонального «распила».


Андрей Монастырский. Носители
Галерея XL, 9 декабря 2013 — 10 января 2014

Метафизик и герменевт московского концептуализма Андрей Монастырский перенес свои штудии априорных категорий художественного события (пространство, время, присутствие, жест) в дигитальный мир, увлекшись проблемой информации в цифровую эпоху. В центре выставки — акция «Зимовка на просеке Хайдеггера» из 12-го тома «Поездок за город». В августе 2013 года участники зарыли недалеко от Киевогорского поля (излюбленного места акций КД в Подмосковье) две шкатулки в форме медведя, положив внутрь две микрокарты памяти с записями видео членов КД (Алексеев, Елагина и Макаревич, Монастырский и др.) и зрителей акции (Ауэрбах, Звездочетов, Корина, Кузькин, Рябова и пр.), помещенные в пластиковые контейнеры и засыпанные абсорбентом. Сохранятся карты или нет, станет известно через год после контрольных раскопок. Пока что французская коллега обратила внимание художника на то, что «зимовка» информации в снежных берлогах (snow den) звучит омофоном к фамилии Эдварда Сноудена, известного своими разоблачениями американских спецслужб, ведших слежку за коммуникациями людей по всему миру (соответствующий текст прилагается к выставке). Небольшая инсталляция тем самым превратилась в словарь состояний информации: от фиксации повседневных событий до катализатора политических катаклизмов (и возможности стать произведением искусства), а заодно в доказательство ее вездесущности. От информации нельзя скрыться, равно как скрыть и ее саму.


«Отечество мое — в моей душе...». Произведения из собрания Музея искусства авангарда (МАГМА)
ГМИИ им. А.С.Пушкина, 3 декабря 2013 — 16 февраля 2014

Коллекция Вячеслава Моше Кантора недаром существует как музей — это оправданно не только уровнем работ, но и временным охватом. Выставка в стенах ГМИИ открывается малоизвестным до сих пор «Парижским кафе» Репина, продолжается одним из крупнейших в мире собраний Хаима Сутина и заканчивается работами концептуалиста Виктора Пивоварова, датируемыми 2010 годом. Так обычно и выглядит музей modern art в западном понимании. Отличие состоит в принципиальном уклоне в сторону авторов еврейского происхождения и соответствующих идеологических задачах проекта (не имеющего постоянной экспозиции и призванного путешествовать по миру) — распространении идей терпимости и толерантности. По заявлению Кантора, его интересует «безопасная толерантность», ограниченная «цивилизационными рамками» и законами. Социальный и политический контекст оказываются принципиально исключенными, что применительно к еврейской истории ХХ века кажется очень странным. Создателей интересуют расцвет «модернистских идей», культурное разнообразие и диалог. Но судьба модернистского проекта во всем мире была непростой. Его теснили «борьбой с формализмом» и «дегенеративным искусством», выставляли как флагман «прогрессивных», а по сути, диктаторских режимов (во франкистской Испании или странах Южной Америки), очень любили в американском ЦРУ как противоположность репрессивному соцреализму. Из представленных на выставке работ — прекрасного и мало известного раннего Тышлера или Ротко, того же Сутина или Сони Делоне — можно было бы вытянуть множество подобных, весьма примечательных историй. Но толерантность должна быть «безопасной»: лодку не раскачивать и дарить людям красоту. В рамках законов страны, независимо от того, как к закону сама страна относится.


Дали
ЦТИ «Фабрика», 5 декабря 2013 — 5 января 2014

Несмотря на то что среди участников кураторской выставки Людмилы Зинченко были ставшие уже почти классиками Сергей Чиликов и группа «Провмыза», экспозиция все же читалась как проект студентов (и выпускников) Школы им. А. Родченко (где Зинченко и преподает), их работы здесь превалировали. Школа Родченко, по выражению Арсения Жиляева, одна из немногих за последние годы объединила вокруг себя подобие сообщества, а ее деятельность носит поистине лабораторно-исследовательский характер. В этот раз исследование было посвящено феномену Дали, перспективе кадра и пустому пространству в нем, обрывающемуся на горизонте и оттого кажущемуся бесконечным (долгие заснеженные пейзажи провмызовского фильма «Подснежник», что и говорить, вписались сюда идеально). Из интересных работ — видео «Морской бой» объединения «Вверх» (две девушки на берегу моря играют в «Морской бой», стоя на заметном расстоянии друг от друга и выкрикивая при этом координаты стрельбы). А еще инсталляция Ирины Цыханской и Анастасии Кузьминой «Дороги», образующие «восьмерку» железнодорожные рельсы, выглядящие так, словно пережили атаку динамитом. Очень уж, правда, напоминает она «Голову Медузы» Криса Бердена. Преемственность, впрочем, была одной из идей проекта.


Валерий Леденёв

Материал был опубликован в журнале ДИ (Диалог искусств) №1 / 2014

Комментариев нет:

Отправить комментарий